Альбина:
— Весной я отдыхала в Краснодарском крае. Там я случайно попала в больницу, в травматологию. Тогда я и нащупала у себя шишечку в области груди. Врачи предположили, что это воспаленный лимфоузел. Но у моей мамы в 43 года обнаружили рак яичников, а у ее мамы (моей бабушки) – в 47 лет рак матки. Поэтому мне было страшно, и я решила перестраховаться. В той же больнице я сдала анализы на онкомаркеры. Результаты были нормальные, и я успокоилась. Но потом я заметила, что шишечка становится все больше. Наконец она выросла где-то до 3 см. На тот момент я уже была в Москве. Я побежала в платную клинику и срочно сделала биопсию.
Через некоторое время мне позвонили из клиники и сказали, что у меня рак. В клинике тут же предложили лечение: удалить обе молочные железы и яичники, потом провести химиотерапию, лучевую терапию и лечение Герцептином. Тут же врачи меня «обрадовали» тем, что детей у меня никогда не будет. Мне было всего 28 лет, не передать, что я испытала в тот момент…
Наверное, от страха я и согласилась полететь в Израиль. Хорошо, что поездка была организованна «под ключ»: и я, и мои близкие были в таком состоянии, что вряд ли смогли бы нормально всем этим заниматься. Я почти не помню, как я прилетела, как меня встретили и отвезли в отель. Помню только, как из прохлады аэропорта я вынырнула на улицу, как будто в парилку. Но на улице я пробыла всего пару минут – и опять оказалась в прохладе, но уже в машине. В отеле – тоже кондиционер. Потом – такси и клиника: один кабинет, другой, третий… Кураторы водили меня по врачам буквально за руку. И через неделю у меня было совсем другое лечение.
Профессор Моше Инбар — онколог, Топ Ихилов:
— Альбина поступила к нам 24 августа. Мы диагностировали у нее местно распространенную инфильтративно-протоковую карциному правой молочной железы. Стадия заболевания была определена как T1N1, а тип рака – как трижды негативный: это означало, что у нее не было показаний для лечения Герцептином (по словам пациентки, это предложили ей в Москве). Мы провели Альбине генетическое тестирование. Выяснилось, что пациентка является носительницей мутации гена BRCA1, связанной с повышенным риском развития рака молочной железы и яичников. Протокол наблюдения и лечения пациенток с этой мутацией несколько отличается от обычного.
Когда речь идет о молодых женщинах, не имеющих детей, необходимо сохранить их репродуктивную функцию и избежать резекции яичников. Я предложил Альбине начать лечение с неоадъювантной (предоперационной) терапии. Сначала пациентка должна была пройти 2 курса химиотерапии по протоколу AC (Adriamycin + Cytoxan), а затем 6 курсов терапии по схеме Taxotere + Carboplatin + Avastin. После этого, при хорошей реакции на лечение, провести лампэктомию – частичное удаление опухоли с сохранением груди.
Альбина:
— Я очень удивилась, когда профессор Инбар спросил, есть ли у меня дети и планирую ли я беременность. В Москве таким образом даже вопрос не стоял: только резать – и никаких детей! Я сказала, что детей у меня нет, но, конечно, хотелось бы. Тогда он очень подробно изложил свой план лечения: сначала – химиотерапия, таргетная терапия и если все будет хорошо, то операция. При этом есть очень большая вероятность, что и грудь, и работающие яичники удастся сохранить. А это значит, что я останусь вполне полноценной женщиной, включая возможность рожать детей. В тот момент у меня просто гора с плеч свалилась.
Профессор выписал мне лекарства для химии, и я купила их в израильской аптеке. Потом я улетела в Москву, и там в платной клинике мне прокапали все эти лекарства по израильским протоколам. Не скажу, что это было легко. На таксотере и карбоплатине начались головокружения, стало падать давление. А в итоге после всего этого я прибавила 7 кг. Сама не понимаю, как это получилось. Но настроение было намного лучше, чем в самом начале лечения, ведь теперь у меня была надежда. Когда химия закончилась, я снова полетела в Израиль на обследование.
Профессор Моше Инбар — онколог, Топ Ихилов:
— После окончания неоадъювантной терапии, проведенной в Москве, Альбина снова прилетела в Израиль. Ее реакция на лечение была просто великолепной. И 5 ноября я направил ее на органосохраняющую операцию к маммологу- онкохирургу — профессору Шломо Шнейбауму.
Альбина:
— Профессор Инбар вынес вердикт: органосохраняющая операция. Я была необычайно этому рада. Мой хирург, профессор Шнейбаум, оказался очень приятным и добрым человеком. И его ассистентка – тоже. Анестезиолог был русский, мы постоянно перешучивались. Перед операцией у меня совсем не было страха – даже биопсию проходить было страшнее. В общем, во время наркоза я как будто заснула – и сразу же проснулась, хотя на самом деле прошло где-то около часа. Раньше я никогда не проходила операций под наркозом, для меня это был даже интересный такой опыт.
Очнулась я с капельницей. Удивилась, что, вроде, была операция – а ничего не болит. Видимо, по умолчанию вводили обезболивающие. Я немного полежала в комнате пробуждения, а потом меня на каталке вернули в мою палату. Палата была на двоих, со мной лежала местная женщина – тоже после такой же операции. Моей соседке было лет 60, к ней постоянно приходили дети и внуки, было шумновато. Но через несколько часов меня перевели в частную палату, и я наконец-то отдохнула.
Утром принесли завтрак – ничего особенного, все диетическое: какой-то творожок, белый хлеб, масло, джем и что-то вроде манной каши. После обхода медсестра помогла мне подняться: тут в больницах не заставляют лежать – наоборот, говорят, что надо начинать двигаться как можно раньше. Когда я встала, то увидела в окне, вдалеке, море – синее-синее.
На следующий день меня выписали, и ребята из международного отдела отвели меня в отель. Я говорю «отвели», потому что отель, по сути, был прямо в больнице. Он назывался «Виталь».
Профессор Шломо Шнейбаум — маммолог, онкохирург, Топ Ихилов:
— Вечером 7 ноября 2014 года я провел Альбине лампэктомию в наружном верхнем квадранте правой молочной железы. В нашей клинике примерно 80% женщин с карциномами молочной железы удается сохранить грудь. Исследования показывают, что с точки зрения онкологической эффективности лампэктомия не уступает полной мастэктомии. В то же время лампэктомия отличается высокой безопасностью, низким риском осложнений и отличными эстетическими результатами. Пациентке была также проведена биопсия 4 сигнальных лимфатических узлов: все они оказались чистыми, поэтому потребности в масштабной лимфодиссекции не возникло.
Альбина:
— Где-то через неделю после операции я вернулась в Москву. Через 1.5 месяца мне нужно было снова лететь в Израиль – на лучевую терапию. Этим мое лечение должно было закончиться – оставалось только наблюдение. Мне предстояло провести в Израиле около 2 месяцев, поэтому кураторы предложили мне бюджетный вариант жилья – 2-комнатную квартиру в Тель-Авиве, на улице Бен-Иегуда. Квартира была на 3-м этаже 5-этажного дома, с окнами во двор, небольшая, но тихая и чистая. Был даже балкон с креслом, где я иногда пила кофе.
Лучевая началась 28 декабря, так что Новый год я тоже встретила в Израиле – точнее, онлайн с московскими друзьями. А 1 января в гости пришли девочки из Топ Ихилов – принесли фрукты и небольшой новогодний подарок. Было очень приятно. Но вообще, надо сказать, Рождество и Новый год в Израиле почти не отмечают – для большинства это обычные рабочие дни. В моей ситуации это было даже хорошо, т.к. лучевая шла своим чередом, без перерыва на праздники.
На облучения я ходила 5 дней в неделю, каждый раз проводила в отделении где-то минут 30. В остальное время я была свободна. Чувствовала себя неплохо, кроме того, что кожа в местах облучения покраснела и чесалась – как после сильного загара. Но мне это не очень мешало. Поэтому я много гуляла по городу и даже ездила на экскурсии по стране. Наконец побывала в Иерусалиме: если кто-то соберется, рекомендую ехать туда только с экскурсией, сами вы точно заблудитесь. Погода тоже располагала к прогулкам — не то что в августе, когда из-за жары невозможно было носа высунуть из-под кондиционера. А зима в Израиле – примерно как самое холодное московское лето.
Ихилов – большая больница, и там есть даже собственный торговый центр с магазинами и кафе. Там я попробовала местную еду, в том числе настоящий хумус из Абу-Гош. В общем, мне все понравилось, хотя кое-что, на мой вкус, было жирновато, а кое-что – островато. Очень полюбила кускус и фаршированные баклажаны. Кстати, рядом со мной в кафе сидели люди в больничных пижамах, а некоторые – даже в колясках с капельницами. Это выглядело немного необычно.
Доктор Диана Мацеевски – радиотерапевт, Топ Ихилов:
После операции Альбине была назначена лучевая терапия – облучение правой молочной железы (25 фракций по 2 Гр) и регионарных лимфатических узлов – надключичных и подмышечных (25 фракций по 2 Гр). Далее следовало дополнительное облучение ложа опухоли (boost) – 8 фракций по 2 Гр. Лечение началось 28 декабря и длилось около 2 месяцев. Оно проводилось с применением системы Truebeam и линейного ускорителя Elekta.
Пациентка в целом перенесла радиотерапию хорошо, единственной побочной реакцией была легкая стадия радиационного дерматита.
Альбина:
Как не странно поездка в Израиль, на лучевую терапию мне понравилась. Так-как было много возможностей для прогулок и путешествий. Что бы там ни говорили, для онкобольного важно не только лечение – важно отвлечься от своей болезни и от стресса. И мне это удалось.
В следующий раз я приехала в Израиль в середине мая на проверку. Пробыла я там всего несколько дней. Очень обрадовал меня мой любимый профессор Инбар: он сказал, что у меня налицо все признаки ремиссии. Ура!
Профессор Моше Инбар – онколог, Топ Ихилов:
Альбина пришла ко мне на плановый прием 17 мая. По результатам осмотра и обследования мне стало ясно, что лечение привело к полной ремиссии заболевания. Опухолевой ткани не было обнаружено ни в молочной железе, ни в коже груди, ни в подмышечных лимфоузлах, что является хорошим признаком с точки зрения прогноза.
После лечения у пациентки восстановился менструальный цикл. Когда Альбина спросила меня о возможности беременности, я сказал, что не вижу к этому никаких противопоказаний.
В такой ситуации вероятность рецидива рака в ближайшие 5 лет составляет около 15%. А по истечении 5 лет риск рецидива становится практически нулевым. Обо всем этом я сообщил Альбине.