Ольга:
— Я всегда считала себя совершенно здоровым человеком. Хронических болезней у меня не было, раком у нас в роду никто не болел. Я никогда не курила, старалась придерживаться здорового питания. Поэтому, когда у меня начал болеть желудок после еды, я подумала, что это отравление или какая-то инфекция. Но боль не проходила — наоборот, она только становилась сильнее. Я пошла к гастроэнтерологу и записалась на гастроскопию. Результат был неожиданный — рак желудка. Причем, как сказал врач, уже не на первой стадии…
Диагноз мне поставили 8 мая дома, в Нижнем Новгороде. А 23 мая мы с мужем были уже в Израиле, в Топ Ихилов, на приеме у онколога — доктора Стефански. Меня снова обследовали, и диагноз подтвердился. Третья стадия рака желудка… В один момент превратиться из здорового человека в онкобольного — это психологически очень тяжело. То и дело подступает паника, мысли путаются. Но доктор спокойно объяснила, как будет проходить лечение, и расписала все наши действия по шагам: первый, второй, третий… И от этого стало легче.
Доктор назначила мне химию. После нее планировалось еще одно обследование — и если все будет в порядке, то операция.
Доктор Ирина Стефански, онколог:
— У Ольги был диагностирован рак желудка, хотя у нее не было практически никаких факторов риска: пациентке на момент постановки диагноза было 56 лет, она не курила, не страдала хроническими заболеваниями ЖКТ, у родственников первой линии не было случаев рака. Прежде всего необходимо было проверить диагноз. Ольга привезла с собой образцы опухолевой ткани — парафиновый блок и гистологические препараты. Всё это я отправила на ревизию нашим патологам. Кроме того, я назначила пациентке ПЭТ-КТ и эндоскопическое УЗИ — вид диагностики, при котором датчик УЗИ, встроенный в эндоскоп, вводится в желудок через рот и пищевод.
Эндоскопическое УЗИ выявило в области тела желудка, в направлении его задней стенки, язву диаметром 7-8 мм. Опухоль проросла через мышечный слой желудка, но не вышла за его пределы. В области желудка и печени были обнаружены увеличенные лимфоузлы, поэтому стадию рака мы определили как T3N+ (Т3 означает размеры опухоли и степень ее инвазии, а N+ — метастазы в регионарных лимфоузлах). Ревизия биопсии подтвердила наличие у Ольги агрессивного рака желудка — низкодифференцированной карциномы. Но ПЭТ КТ не показала наличия у опухоли отдаленных метастазов — и это была хорошая новость.
На консилиуме было решено начать лечение с 6 курсов химиотерапии по протоколу FLOT, который включает препараты 5-фторурацил, лейковорин, оксалиплатин и доцетаксел. Это лечение должно было уменьшить размеры опухоли. По окончании химиотерапии планировалось рассмотреть вопрос о хирургической операции. Обо всем этом я рассказала Ольге.
Ольга:
— Я прошла первый курс химии в Израиле, а потом мы с мужем закупили в израильской аптеке все лекарства и вернулись домой. Там я продолжила капать химию по договоренности с частной клиникой.
В первый раз мы пробыли в Израиле пару недель. Жили прямо в клинике, в отеле, который находился в одном из корпусов. Номер был небольшой, но там было все, что нужно, даже кофе-машина. Был завтрак со всякими сырами, соками, салатами и выпечкой, но без мясного, и это поначалу было для нас немного непривычно, особенно для мужа. (Аппетит у меня, кстати, все время был нормальный — даже врачи удивлялись.) Был даже спортзал, хотя мы, по понятной причине, им ни разу не воспользовались. Но главное — в отеле было тихо и можно было отдохнуть. Когда надо было идти в клинику, за нами заходил наш координатор Миша и вел, куда было нужно. О Мише хочу отдельно сказать несколько добрых слов. Хорошо, когда в чужой стране рядом всегда есть человек, который и поддержит, и расскажет что-то полезное, и проведет по всем закоулкам этой огромной больницы. Миша как раз и был этим человеком, и он очень облегчил нашу жизнь.
Перед началом химии мне поставили порт. Он ощущается как бугорок или кнопочка под кожей, ниже ключицы. Через эту штуку можно делать все что угодно — брать кровь, ставить капельницы и при этом не колоть постоянно иголками вены. Порт мне ставил хирург под местной анестезией. Сама эта операция маленькая, и боли не чувствуешь вообще — побаливать начинает, только когда пройдет заморозка, и то не сильно. Я через пару дней уже привыкла к порту и совсем его не ощущала. Все лекарства и в Израиле, и дома мне вводили через этот порт.
Первый курс химии мне делали в дневном стационаре. Я там пробыла часов 5-6. Все было нормально, удобно. Меня посадили в раскладное кресло, даже предложили кофе. Поставили капельницу. Муж сидел рядом на стуле, иногда выходил погулять. У нас был небольшой огороженный отсек с перегородками из матового стекла. Одно лекарство мне надо было вводить 24 часа. Я думала, что меня отправят с капельницей на ночь в обычный стационар, но мне установили помпу и отпустили в отель. Помпа — это такая маленькая капельница, которую все время носишь с собой в сумочке. Она подключается к порту. Я весь остаток дня провела с этой помпой в отеле — смотрела какой-то сериал и израильский канал на русском языке, болтала с подругой по мессенджеру. Нельзя было только мыться в душе. Потом с помпой же я и спала. А на следующее утро мы пошли в клинику, мне там ее сняли, я вернулась в отель и наконец-то приняла душ.
Доктор Ирина Стефански, онколог:
— Я направила Ольгу к хирургу для установки венозного порта. Это устройство позволяет вводить препараты напрямую в кровоток, минуя мелкие вены. Венозный порт совершенно необходим для химиотерапии по протоколу FLOT, т.к. один из препаратов, 5-фторурацил, вводится с помощью портативной помпы в течение 24 часов.
Как обычно при химиотерапии, я назначила Ольге премедикацию — медикаментозную подготовку организма к этому лечению. Среди назначенных лекарств был препарат Akynzeo (нетупитант + палоносетрон) для предотвращения тошноты и рвоты, которые являются самыми распространенными побочными эффектами химиотерапии. Первый курс химиотерапии Ольга прошла у нас, и мы постоянно наблюдали за ее состоянием: делали анализы крови, измеряли показатели жизненно важных функций. Все было в норме, и следующие курсы пациентка прошла уже по месту жительства.
Ольга:
— Дома, в Нижнем, в платной клинике я прошла еще 5 курсов химии. Настроение все это время было уже не такое паническое, как в самом начале. Я точно знала, что я делаю и какой должен быть результат. Хотя не могу сказать, что я легко переносила химию. Я постоянно была уставшей, кружилась голова, появилась слабость в руках и ногах, какое-то неприятное ощущение — не то онемение, не то покалывание. Правда, тошноты и рвоты практически не было. Когда химия наконец закончилось, мне стало получше. И в начале сентября, когда мы с мужем в очередной раз собрались в Израиль, я чувствовала себя очень неплохо.
Нам подобрали удобный рейс, в аэропорту нас встретил водитель. Потом — отель, очередная ПЭТ-КТ и уже знакомый кабинет доктора Стефански. Я говорила, что, когда мы приехали в Израиль в первый раз, у меня определили 3-ю стадию рака. Теперь все проверки показали, что стадия уже не 3-я, а 1-я. И доктор Стефански направила меня на операцию.
Доктор Ирина Стефански, онколог:
— 4 сентября Ольга пришла ко мне на плановый прием. Перед этим 31 августа она прошла ПЭТ-КТ. Результаты исследования были отличными, и даже лимфатические узлы, которые раньше были увеличены, уменьшились. Боль в животе прошла. Я направила Ольгу к онкохирургу — доктору Рону Гринбергу для решения вопроса о хирургической операции.
Ольга:
— Оперировал меня доктор Гринберг. Должна сказать ему большое спасибо — и не только за прекрасно проведенную операцию, но и за внимание ко мне. Я лежала в больнице после операции 5 дней, он приходил меня осматривать каждый день и каждый раз подробно отвечал на все наши вопросы.
Конечно, после операции было тяжело. Операция у меня была вечером, мне дали наркоз часов в 5. Когда я пришла в себя, я увидела большие часы, которые показывали 20:15. От меня тянулись трубочки к капельнице, одна трубочка выходила из живота — поздно вечером ее убрали. Боли я не чувствовала — скорее тяжесть в животе. И еще была очень сильная слабость, даже рукой пошевелить было трудно. В тот день меня отвезли в палату, и я заснула.
На следующий день утром мне дали немного воды, а потом — какой-то сладкий напиток, буквально несколько глотков. Пришел муж, и медсестры помогли мне встать. Хорошо, что я была не одна: когда я вставала, резко заболел шов. Я испугалась, что он разошелся, но медсестра сказала, что все в порядке. Я сделала несколько шагов — была боль и слабость, но терпимая, ходить я все же могла. Потом был обход, меня долго смотрел доктор Гринберг. У нас в отделении было несколько медсестер, которые говорили по-русски, и одна из них переводила все, что говорил доктор. Он сказал, что операция прошла как планировалось, без осложнений. Еще сказал, что очень важно потихоньку ходить с первого дня, не залеживаться. Доктор попросил, если у меня появится боль, не терпеть, а сразу вызывать медсестру. Оказывается, в Израиле есть специальная шкала боли — меня все время просили оценить боль в баллах от 1 до 10. Конечно, боль была, но она проходила после лекарств. Что действительно было трудно терпеть, так это слабость, которая ни от каких лекарств не проходила.
Уже через день мне начали давать какое-то прозрачное красное желе — кажется, со вкусом малины. Вечером дали мягкий творожок в пластиковой баночке. Я удивилась, что мне так быстро разрешили есть, — я думала, что придется голодать несколько дней.
Перед выпиской ко мне в палату пришла диетолог. Она говорила по-русски. Она рассказала, как питаться, и дала листочек — памятку, где была расписана вся моя диета на первые недели.
Доктор Рон Гринберг, онкохирург:
— 8 сентября я выполнил Ольге частичную гастрэктомию — удалил часть желудка вместе с опухолью, а также близлежащие лимфатические узлы и сальник — «занавес» из жировой ткани, прикрывающий кишечник. В брюшной полости я не обнаружил метастазов опухоли. Все удаленные ткани были переданы на исследование патологам. Анализ показал, что опухоль была удалена с чистыми краями.
Ольга перенесла операцию хорошо: температура тела на протяжении всего послеоперационного периода оставалась нормальной, пациентка очень быстро вернулась к привычному питанию, осложнений не было.
Ольга:
— После операции мне надо было пройти еще одну химию. Я прошла ее в Израиле, все это время мы тут жили. Сначала мы жили в том же отеле, что и в первый раз, а после операции перебрались в квартиру, которую нам помогли снять в клинике. Кстати, это оказалось гораздо дешевле. Квартира была не очень далеко от клиники — можно было дойти пешком минут за 30, но из-за моей слабости мы обычно ездили в клинику на автобусе или на такси. Рядом было несколько супермаркетов, и муж там в первые недели после операции покупал для меня желе, творожки и йогурты. Потом он варил мне манную кашу и овсянку, делал фрикадельки из куриного фарша. А месяца через полтора я уже ела более или менее обычную еду — но без сырых овощей и без острого. Жили мы недалеко от моря — можно было дойти до него минут за десять. Набережная в Тель-Авиве очень длинная и красивая — везде лавочки, много кафе, пляжи переходят один в другой. Помню, как мне стало получше, и мы решили позавтракать в кафе с видом на море. Терраса там выходила на всю эту красоту: море, пальмы, парусники… Кстати, в этом кафе я первый раз после операции съела небольшой кусочек пиццы.
Доктор Ирина Стефански, онколог:
— После операции я снова назначила Ольге химиотерапию по протоколу FLOT для предотвращения рецидива и уничтожения раковых клеток, которые могли остаться в организме. Поскольку у пациентки во время первой химиотерапии отмечались побочные эффекты (невропатия), дозировка препарата оксалиплатина, который мог вызвать это состояние, была сокращена до 80% от стандартной дозы.
Через 2-3 месяца после окончания 6 курсов химиотерапии Ольга должна была пройти контрольную ПЭТ-КТ и прийти ко мне на прием.
Ольга:
— Второй этап химиотерапии был для меня еще сложнее, чем первый. К усталости и слабости прибавились еще проблемы с глазами — постоянно текли слезы. Когда химия закончилась, стало легче, но все равно я просыпалась вся в слезах. Когда я пришла на прием к доктору Стефански, я сказала об этом ей, и она направила меня к офтальмологу.
Доктор Ирина Стефански, онколог:
— 5 января Ольга сделала ПЭТ-КТ и через несколько дней пришла ко мне на прием. ПЭТ-КТ выявила некоторые состояния, которые могли быть побочными эффектами химиотерапии, но могли также означать прогрессирование заболевания. В частности, у пациентки обнаружилось небольшое количество жидкости в легких и брюшной полости, а также некоторые изменения в брюшине. Поэтому было решено продолжить наблюдение: через 2 месяца Ольга должна была повторить ПЭТ-КТ и сдать анализы крови, в том числе на онкомаркеры РЭА и СА19-9.
Во время химиотерапии у пациентки началось слезотечение. Это один из возможных эффектов химиотерапии с применением таксанов (в протокол лечения Ольги входил один из препаратов этой группы — доцетаксел). Поэтому я направила пациентку к профессору Игалю Лейбовичу — офтальмологу, специалисту по окулопластике — хирургии окологлазной зоны, в том числе слезных путей.
Профессор Игаль Лейбович, офтальмолог, окулопластик:
— На приеме Ольга жаловалась на слезотечение, которое сохранялось у нее уже несколько месяцев — с тех пор как она начала проходить очередную химиотерапию. Такие пациенты нередко обращаются ко мне, т.к. сужение слезных точек довольно часто развивается в результате приема химиопрепарата доцетаксела. Это состояние в большинстве случаев проходит самопроизвольно в течение некоторого времени, но в редких случаях пациентам требуется расширение слезных каналов или другое лечение.
Во время беседы с пациенткой я понял, что у нее имеется положительная динамика: после завершения химиотерапии симптомы постепенно становятся менее выраженными. Я провел Ольге промывание слезных точек: расширил их с помощью специального инструмента и ввел в них тонкую трубочку, через которую шприцем влил физраствор. Во время этой процедуры я убедился, что физраствор легко проходит в носовую полость и стойкой непроходимости слезных каналов у пациентки нет. Это означало, что проблема является обратимой: скорее всего, состояние пациентки будет постепенно улучшаться и операция не потребуется. Я рекомендовал Ольге продолжать наблюдение у офтальмолога.
Ольга:
— Доктор Стефански назначила мне следующую проверку через 2 месяца. За это время я начала приходить в себя после операции и химий. В Израиль мы летели с надеждой. И мы действительно услышали от нашего доктора долгожданные слова: «Результаты обследования хорошие, рецидива нет».
Доктор Ирина Стефански, онколог:
— Как и планировалось, в очередной раз Ольга пришла ко мне на прием в марте. Перед этим она прошла ПЭТ-КТ. Я отметила, что пациентка чувствует себя лучше: она сказала, что стала меньше уставать, появились силы. Жалоб на слезотечение практически не было. Правда, оставались симптомы невропатии в верхних и нижних конечностях, но и в этой области было некоторое улучшение. Порадовали и результаты ПЭТ-КТ: жидкость в легких и асцит почти исчезли, признаков рецидива рака не отмечалось. Результаты тестов на онкомаркеры тоже были в норме. Я назначила Ольге следующую проверку через 3-4 месяца.
Ольга:
— С тех пор как мне поставили онкологический диагноз, прошел год. Это был, наверное, самый тяжелый год в нашей жизни. Но сейчас жизнь наконец начинает налаживаться. Недавно мы впервые в этом году съездили на дачу, на шашлыки. Скоро я возвращаюсь на работу. Чувствую себя хорошо.
Доктор Ирина Стефански, онколог: — Ольга наблюдается в нашей клинике уже 3-й год. Сначала я назначала ей контрольные исследования каждые 3-4 месяца. Их результаты были отличными, признаков рецидива не было, и сейчас пациентка проходит исследования каждые полгода. Ее нормальное повседневное функционирование возобновилось: она практически здоровый человек и ведет привычный образ жизни без каких-либо ограничений.